Вся королевская рать - Страница 92

– Вибрации, – пробормотала она, – иногда вибрации…

– Да, – сказал я, – вибрации. Но сто долларов сильно улучшат вибрации. Берите. Они ваши.

– Нет, – проговорила она быстро и хрипло, – нет.

Я взял вторую сотенную и положил на стол поверх первой.

– Берите, – сказал я, – и к черту вибрации! Вы что, не любите деньги? Вам не нужны деньги? Когда вы ели досыта в последний раз? Берите, и давайте поговорим.

– Нет, – прошептала она, глядя на деньги. Она прижималась к стене и держалась за дверную ручку, как будто хотела убежать. Потом перевела взгляд на меня и вдруг, вытянув шею, сказала: – Я знаю… знаю – вы хотите обмануть меня – вы из страховой компании.

– Ошибаетесь, – сказал я. – Но мне, известно о страховке Мортимера. После самоубийства страховку не выдают. Вот почему вы…

– Он… – прошептала старуха, и лицо ее исказилось гримасой – то ли горя, то ли ярости, то ли отчаяния, понять было невозможно, – он занял под свою страховку почти столько же – и мне не сказал – он…

– Значит, вы солгали почти задаром, – сказал я. – Получили страховку, но оказалось, что получать почти нечего.

– Да, – ответила она, – нечего. Он бросил меня – одну – ничего не сказал – бросил без денег – и вот-вот… – Она обвела взглядом комнату, поломанную мебель, грязь и вздрогнула, съежилась, будто только что вошла и увидела все это впервые. – Вот… – сказала она, – вот…

– Три сотни будут очень кстати, – сказал я и кивнул на две бумажки на бархате.

– Вот… вот… – сказала она. – Он бросил меня – он был трус – для него это было просто – ему только и надо было…

– Прыгнуть, – докончил я.

Это привело ее в чувство. Она уставилась на меня тяжелым взглядом и после долгой паузы произнесла:

– Он не прыгал.

– Дорогая моя мисс Литлпо, – произнес я голосом, который обычно называют «проникновенным», – почему вы это отрицаете? Брат ваш давно умер, и ему ничего не грозит. Страховая компания забыла об этом деле. Никто не осудит вас за ложь – вам надо было жить. А…

– Не из-за денег, – сказала она. – Я боялась позора. Я хотела, чтобы его похоронили как христианина. Я хотела… – Она вдруг умолкла.

– А, – сказал я и посмотрел на стену, увешанную религиозными картинками.

– Тогда я была верующей, – сказала она и, помолчав, поправилась: – Я и сейчас верую, но это другое.

– Да, да, – успокоил я ее и взглянул на рожок, лежавший на столе. – И глупо, конечно, считать это позором. Если он и сделал это…

– Это был несчастный случай, – перебила она.

– Ну, мисс. Литлпо, вы же только что сами сказали.

– Это был несчастный случай, – повторила она, прячась в свою раковину.

– Нет, – сказал я, – он покончил с собой, но это не его вина. Его вынудили. – Я следил за ее лицом. – Он отдал этой компании лучшие годы, и они его выкинули, чтобы взять человека, который совершил бесчестный поступок. Который довел вашего брата до гибели. Так ведь? – Я встал, шагнул к ней. – Так или нет?

Она пристально смотрела на меня, потом не выдержала:

– Да! Он довел его, он его убил, его наняли, потому что надо было дать ему взятку – брат это знал, – он сказал им, что знает, но они его выгнали – они сказали, что у него нет фактов, и выгнали его.

– Были у него факты? – спросил я.

– Да, он все знал. Он знал про это жульничество с шахтами – давно знал, но не думал, что с ним так поступят, – тогда они были с ним очень любезны, а сами только и ждали, чтобы его выгнать, – тогда он пошел к губернатору и рассказал…

– Что? Что вы сказали? – Я подошел к ней.

– К губернатору, он…

– К кому?

– К губернатору Стентону, а губернатор не стал слушать, он просто…

Я крепко схватил старуху за руку.

– Стойте, – сказал я. – Вы говорите, что ваш брат ходил к губернатору Стентону и рассказал ему?

– Да, а губернатор Стентон не стал его слушать. Не стал слушать. Он сказал, что у него нет фактов, он не будет расследовать и что…

– Вы говорите неправду? – сказал я и тряхнул ее тонкую, как щепка, руку.

– Нет, правду, правду, ей-богу! – крикнула она, задрожав. – И это его убило. Губернатор его убил. Он вернулся в гостиницу и написал мне письмо, все написал – и в ту же ночь…

– Письмо, – перебил я, – что стало с письмом?

– …в ту же ночь – перед рассветом – но всю ночь он ждал у себя в комнате – и перед самым рассветом…

– Письмо, – оборвал я, – что стало с письмом?

Я снова тряхнул ее, но она продолжала шептать: «Перед самым рассветом…» Наконец она вырвалась из-под гипноза этой мысли, подняла глаза и ответила:

– Оно у меня.

Я отпустил ее руку, сунул сто долларов ей в ладонь и силой согнул ей пальцы.

– Тут сто долларов, – сказал я. – Дайте мне письмо, и вы получите остальные. Триста долларов!

– Нет, – проговорила она, – нет, вы хотите избавиться от письма. Потому что в нем написана правда. Тот человек – ваш друг. – Ее мигающие глаза смотрели мне в лицо и скреблись, как скребутся слабые старушечьи пальцы, пытаясь открыть шкатулку. Наконец она оставила свои попытки и жалобно спросила: – Он ваш Друг?

– Если бы он меня сейчас увидел, – сказал я, – ему бы вряд ли пришла такая мысль.

– Вы ему не друг?

– Нет, – сказал я. Она посмотрела на меня подозрительно. – Нет, – повторил я. – Я не друг ему. Дайте мне письмо. Если его когда-нибудь используют, то используют против него. Клянусь вам.

– Я боюсь, – сказала она, но я почувствовал, что ее пальцы, согнутые в моей ладони, потихоньку щупают бумажку.

– Страховой компании не бойтесь. Это было слишком давно.

– Когда я пришла к губернатору… – начала она.

– Как, и вы ходили к губернатору?