Вот я войду к себе в кабинет, посижу минутку-другую за столом, потом включу лампу и займусь своей налоговой арифметикой. В цифрах было что-то успокаивающее, чистое.
Но когда, раздумывая о цифрах, я продолжил свой путь по большой приемной к кабинету, в одной из комнат на противоположной стороне послышался звук. Света не было ни под одной дверью, но звук послышался опять. Вполне реальный звук. Никому там быть не полагалось – тем более в темноте. Бесшумно ступая по толстому ковру, я пересек комнату и распахнул дверь.
Это была Сэди Берк. Она сидела в кресле, положив на стол согнутые руки, и я понял, что она только сию секунду подняла с них голову. Не то чтобы она плакала. Но она сидела, положив голову на руки, в пустом учреждении, без света, когда другие люди веселились.
– Привет, Сэди, – сказал я.
Она молча посмотрела на меня. Свет едва брезжил сквозь жалюзи, а Сэди сидела к окну спиной, поэтому я не мог разглядеть выражение ее лица – только блестящие глаза. Потом она спросила:
– Что вам нужно?
– Ничего, – ответил я.
– Тогда можете не задерживаться.
Я подошел поближе, сел на стул и посмотрел на нее.
– Вы слышали, что я сказала? – осведомилась она.
– Слышал.
– Ну так услышите еще раз: можете не задерживаться.
– Мне здесь очень уютно, – ответил я. – Ведь у нас много общего, Сэди. У нас с вами.
– Надеюсь, вы не считаете это комплиментом, – сказала она.
– Нет, это просто научное наблюдение.
– Оно не сделает вас Эйнштейном.
– В том смысле, что неверно, будто у нас много общего, или в том смысле, что это слишком очевидно и не надо быть Эйнштейном, чтобы это понять?
– В том смысле, что мне плевать, – кисло сказала она. И добавила: – И в том смысле, что нечего вам тут делать.
Я не двинулся с места и продолжал ее разглядывать.
– Субботний вечер, – сказал я. – Почему вы не пойдете куда-нибудь в город повеселиться?
– Провалиться ему, вашему городу. – Она выудила из стола сигарету и закурила. Вспыхнувшая спичка вырвала из темноты ее лицо. Сэди потушила ее, тряхнув рукой, и через выпяченную нижнюю губу выпустила первую затяжку. Проделав это, она посмотрела на меня и сказала: – И вам тоже. – Затем обвела убийственным взглядом кабинет, словно он был полон каких-то харь, и, выдохнув серый дым, закончила: – Провалиться им всем. Всему этому заведению. – Ее взгляд снова остановился на мне, и она сказала: – Я ухожу отсюда.
– Отсюда? – удивился я.
– Отсюда, – подтвердила она, обведя комнату широким жестом, отчего сигарета в ее пальцах разгорелась ярче. – Из этого места, из этого города.
– Погодите немного – разбогатеете, – сказал я.
– Я давно могла бы разбогатеть, – ответила она, – копаясь в этом добре. Если бы захотела.
Это верно, она могла. Но не разбогатела. Насколько я мог судить.
– Да, – она раздавила окурок в пепельнице, – я ухожу. – Она с вызовом смотрела мне в глаза, словно ожидая возражений.
Я ничего не сказал, только помотал головой.
– Думаете, не уйду? – допытывалась она.
– Думаю, что нет.
– Ничего, увидите, черт бы вас взял.
– Нет, – сказал я и снова помотал головой, – не уйдете. У вас талант по этой части, как у рыбы по части плавания. А разве рыба откажется плавать?
Она хотела что-то сказать, но передумала. Минуты две мы молча сидели в темноте.
– Перестаньте на меня глазеть, – потребовала она. – Сказано вам, уходите. Почему вы не идете домой?
– Жду Хозяина, – лаконично объяснил я, – он… – Тут я вспомнил. – А вы не слышали, что случилось?
– Что?
– С Томом Старком.
– Эх, дал бы ему кто-нибудь наконец по мозгам.
– Вот и дали, – сказал я.
– Давно пора.
– Но сегодня вечером они потрудились на совесть. Последнее, что я слышал, – он был без сознания. Хозяина вызвали в раздевалку.
– Что с ним? – спросила она, подавшись вперед. – Что-нибудь серьезное?
– Он был без сознания. Это все, что мне известно. Скорее всего, его отвезут в больницу.
– Они не сказали, что с ним? И Хозяину не сказали? – допрашивала она, наклонившись ко мне.
– Да вам-то чего волноваться? Говорите, что давно пора дать ему по мозгам, а теперь, когда ему дали, у вас такой вид, будто вы в него влюблены.
– Ха, – сказала она. – Шутка.
Я посмотрел на часы.
– Хозяин задерживается. Надо полагать, что повез грозу защитников в больницу.
Она молча глядела на стол и кусала губу. Потом вдруг встала, подошла к вешалке, надела пальто, насадила на голову шляпу и двинулась к двери. Я повернул ей вслед голову. У двери она остановилась и сказала, крутя ручку:
– Я ухожу и хочу запереть. Не пересесть ли вам в свой собственный кабинет?
Я поднялся и вышел в приемную. Сэди, не говоря ни слова, захлопнула дверь, быстрым шагом пересекла приемную и скрылась в коридоре. Я стоял и слушал удаляющийся стук каблуков по мраморному полу.
Когда он затих, я вошел в кабинет, уселся у окна и стал смотреть, как шарят по крышам пальцы речного тумана.
Однако, когда зазвонил телефон, я уже не любовался романтическим туманным пейзажем вечернего города, а сидел над опрятными успокоительными налоговыми выкладками под лампой с зеленым абажуром. Звонила Сэди. Она сказала, что звонит из университетской больницы и что Том Старк все еще без сознания. Хозяин тоже тут, но она его не видела. Насколько она понимает, я ему зачем-то нужен.
Итак, Сэди отправилась туда. Шнырять в антисептическом полумраке.
Я отложил опрятные успокоительные налоговые выкладки и вышел на улицу. Съев у ларька бутерброд с чашкой кофе, я поехал в больницу. Хозяина я нашел в приемной, одного. Вид у него был мрачный. Я спросил, как Том; оказалось, что он в рентгеновском кабинете, но пока ничего не ясно. Им занимается доктор Стентон, а еще один специалист вылетает специальным самолетом из Балтимора для консультации.